Фото:
Деловая газета "Взгляд"
Агрессивная политика Польши, загадочная апатия Чехословакии, вмешательство Соединенных Штатов в лице основателя клана Кеннеди — обо всем этом советские дипломаты телеграфировали в Москву накануне начала Второй Мировой войны. Из расшифрованных документов видно, как СССР пытался помочь тем, кто в итоге стал жертвой нацистов — и как Советскому Союзу мешали.
Газета ВЗГЛЯД в рамках проекта «Дипломатия победы» продолжает публикацию рассекреченных шифротелеграмм советских дипломатов довоенного времени. В этих документах 1938 года демонстрируются ранее не освещавшиеся или замалчиваемые моменты в тогдашнем раскладе сил в Центральной и Восточной Европе.
Советские умолчания
В советский период предвоенное поведение Польши и Чехословакии по сути замалчивалось. Не существовало никаких научных работ о Польше предвоенного периода, нельзя было трогать крупнейшего союзника в Восточной Европе по Варшавскому же договору. Точно такие же негласные запреты касались польско-литовских отношений в 1920-30-х годах, вся история с оккупацией поляками Тешинской земли в Чехословакии и контакты польского правительства с Гитлером. В советской историографии категорически было запрещено касаться судьбы так называемых Восточных кресов, террористической войны, которую развязала УПА в Галиции и Замостье против польской администрации и всего тому подобного. Чехословакия же в советское время представлялась как «бедная овечка», отданная на закланье Гитлеру империалистами-капиталистами. Роль же самой Праги в этом во всем не комментировалась.
Кроме того, в СССР старались письменно не расчесывать национальный вопрос, не освещая ни польско-литовские предвоенные отношения, ни практику жизни на Восточных кресах, ни более поздние Волынскую резню, обмен населением и территориями. То же касалось и Чехословакии. Крайне националистические взгляды на мир чешского правительства, приводившие к репрессиям против нацменьшинств, в том числе и в послевоенный период (например, депортация венгров из Словакии в 1945 году), были табу для советской историографии.
В результате выросло несколько поколений советских людей, которых в школе учили, что Гитлер напал на мирную и добрую Польшу, предварительно откусив трепетную и нежную Чехословакию. Сегодня становится ясно, что
польский агрессивный исторический нарратив оказался куда более действенен, чем советская тактика замалчивания тяжелых вопросов к полякам с целью не обидеть союзника.
Сегодня с привлечением рассекреченных документов приходится на пальцах объяснять, как все это было на самом деле, в то время как из Варшавы регулярно следуют заявления о том, что «войну развязал Советский Союз», а поляки в это время цветочки высаживали. Вот, например, советский полпред в Лондоне Майский в телеграмме от 18 марта 1938 года, помимо прочего, пишет:
«Литовский посланник мне сообщил сегодня условия польского ультиматума, которые Вам, конечно, известны от Балтрушайтиса (Юргис Балтрушайтис, до 1939 года литовский посол в Москве, выдающийся поэт Серебряного века, писавший и на литовском, и на русском языках, друг Брюсова и Бальмонта. Скончался в 1944 году в Париже. В «доме Балтрушайтиса» на Поварской улице в Москве сейчас располагается литовский культурный центр — ВЗГЛЯД). Балутис (Бронюс Казис Балутис, литовский посланник в Великобритании. После 1940 года народное правительство Литвы лишило его гражданства, запретило въезд в ЛитССР и конфисковало его имущество. До своей смерти в 1967 году считался представителем «правительства Литвы в изгнании» в Лондоне, «хранителем» золотого запаса Литвы и находился в контакте с «лесными братьями» — ВЗГЛЯД) был сегодня с этим ультиматумом у Галифакса, который обещал ему еще раз нажать на польское правительство через своего посла в Варшаве и настаивать на снятии ультиматума или, по крайней мере, на удлинении его срока».
Эта история незнакома широкой общественности и требует пояснения. Что это вообще за понятие такое «польский ультиматум», тем более в контексте советской дипломатии предвоенного периода?
Как Польша провоцировала войну
17 марта 1938 года польское правительство предъявило Литве ультиматум, требуя в течение 48 часов установить дипломатические отношения с Варшавой и закончить взаимное признание до 31 марта. В случае отказа Варшава оставляла за собой право использовать «все соответствующие меры» для обеспечения безопасности своей границы.
Дело в том, что Литва с 1920 года последовательно отказывалась от установления дипломатических отношений с Польшей. Так Литва протестовала против аннексии Польшей Виленского края, так называемой «Срединной Литвы» (частично признанное государство на спорных территориях со столицей в Вильнюсе) и Сувалкии. В 1920 году случилась польско-литовская война, генерал Люциан Желиговский занимает Вильнюс, Гродно, Ошмяны и Лиду и провозглашает себя правителем «Срединной Литвы». Затем она была специальным актом инкорпорирована в состав Польши. Для Юзефа Пилсудского, родившегося в Зулове под Свянцёнами — ныне это Швянчёнский район Вильнюсского уезда Литвы — занятие его «малой Родины» было принципиальным моментом для восстановления Речи Посполитой от моря до моря.
После оккупации поляками Вильнюса столица Литвы была перенесена в Каунас. Литва никогда не признавала эту аннексию и по этом причине отказывалась устанавливать дипломатические отношения с Польшей, поскольку это было бы де факто признанием существующего положения вещей.
И вот на фоне аншлюса Австрии и кризиса вокруг Чехословакии польское правительство решило надавить на Литву. Польские историки утверждают, что это был «вынужденный шаг», поскольку ситуация в Европе накалялась, и Польша решила обезопасить свой северный фланг. В реальности же это было продолжением польской агрессии. Кстати, и по форме и, по сути, ультиматум был воспроизведен Варшавой через полгода — 30 октября 1938 в отношении Чехословакии, только тогда Варшава требовала уже Тешинскую землю и Заользье.
То есть, в обоих случаях Польша использовала международные кризисы для того, чтобы решить пограничные споры в свою пользу. А в литовском случае, зная, что Каунас по идейным соображениям и по «случаю чести» не пойдет на выполнение ультиматума, Варшава просто провоцировала войну в Восточной Европе с дальнейшей оккупацией всей Литвы.
Смогут ли русские помочь чехам?
Теперь обратимся к документам. Нарком Литвинов дважды вызывает к себе польского посла в Москве Вацлава Гжибовского и требует прекратить переброску польских войск на литовскую границу. В противном случае Литвинов грозил денонсировать советско-польский пакт о ненападении в случае, если Польша нападет на Литву.
Вот как описывает эту ситуацию советский полпред в Праге Александровский в телеграмме 23 марта 1938 года:
«Крофта (Камиль Крофта, министр иностранных дел Чехословакии, в последствии участник антифашистского Сопротивления, арестован гестапо и помещен в концлагерь Терезиенштадт, освобожден в мае 1945 года, но через несколько месяцев умер в Праге из-за подорванного в заключении здоровья — ВЗГЛЯД) говорил, что СССР прямо спас Литву от присоединения к Польше. Крофта в этом духе циркулярно информировал всех своих посланников в других странах. При этом Крофта спрашивал меня о деталях разговоров в Москве по литовскому вопросу. Он сослался на отсутствие сведений из советского источника и на то, что в Праге получил распространение слух такого содержания: Литвинов вызывал ночью в 12 часов польского посла Гржибовского, который хорошо известен чехам, посколько он 6 лет был посланником в Праге. Зная наглость Гржибовского, Крофта верит тому, что Гржибовский ответил отказом притти. Слух говорит, что тогда Литвинов по телефону предупредил Гржибовского, что если Польша применит силу в решении своего спора с Литвой, то СССР не сможет остаться к этому равнодушен.
На другой день Гржибовский был у Литвинова и пытался сделать вид, что такого разговора не существовало. На это Литвинов прямо спросил его передал ли он вчерашний разговор в Варшаву. На увертки Гржибовского Литвинов прямо сказал ему — идите домой и передайте в Варшаву то, что я вам сказал, а именно, что если Польша применит силу в отношении Литвы, то СССР не оставит этого без последствий. На вопрос Гржибовского, что это значит, Литвинов ответил, что это значит война в Восточной Европе. Крофта с большим удовольствием добавлял, что Гржибовский ушел «как облитый водой пудель».
Все эти слухи чехословацкий министр иностранных дел пересказывал советскому послу не просто ради светской беседы. Далее Александровский сообщает:
«Увязывая с изложенным, Крофта в дипломатических, но достаточно ясных выражениях говорил, что Чехословакия, будучи уже благодарна за помощь, конечно, рассчитывает на то, что в решительную минуту СССР окажет и ей не менее существенную пользу и прямую помощь».
В то же время по всей Европе с подачи германской разведки гуляли слухи о «брожениях в СССР» и о том, что Красная армия разложена и небоеспособна. Вся эта пропаганда воспринималась буквально не только в Чехословакии, но и Великобритании и Франции. Но если в Париже и Лондоне об этом рассуждали чисто теоретически, то в Праге на общем фоне страха перед Германией эта пропаганда эффективно множила ряды паникеров. В том духе, что, конечно, хорошо, что Москва цыкнула на Варшаву и не дала в обиду Литву, но вот смогут ли русские помочь чехам — не понятно. Тогда, может, и не стоит сопротивляться и лучше сразу сдаться, тем более что из Лондона настаивают, даже специального посланника прислали — лорда Уолтера Ренсимена, 1-го виконта Доксфордского убеждать чешское правительство сдаться.
Примечательна реакция полпреда Александровского:
«Я приблизительно на этом месте не вытерпел и сказал Крофте в дружеском тоне, обычном для наших разговоров, что мне его ход рассуждений некоторым образом не нравится. А меня остается впечатление какой-то апологии ничего неделания для защиты от возможного нападения. Гитлера провоцировать конечно не нужно, Генляйна провоцировать тоже не следует, спокойствие терять не нужно, но вместе с этим вопрос защиты чехословацкой свободы и демократии является делом, прежде всего, самой Чехословакии. Франция, а за ней и СССР могут помочь Чехословакии. Однако понятие помощи имеет предпосылкой, что сама Чехословакия будет защищаться».
Слово «помочь» подчеркнуто в тексте телеграммы самим Александровским, а последнее предложение кто-то уже в Москве подчеркнул карандашом в оригинале шифрограммы.
Крофта, кроме того, рассказывает Александровскому, что в Праге сформировалась «партия перепуганных», к которой он отнес чуть ли не все основные политические партии страны.
Этот чисто чехословацкий феномен 1938 года так до сих пор и не разгадан. Небольшая Литва в эти же дни была готова биться с превосходившей ее в пять раз по территории и в 10 раз по населению Польшей, что представлялось без поддержки Москвы коллективным национальным самоубийством. Чехословакия же, обладая одним из самых развитых в Европе военно-промышленным комплексов и укреплениями в Судетах, сравнимыми с французской линией Мажино, пребывала в иррациональном ужасе и даже не пыталась сопротивляться. Лорд Ренсимен просто требовал от чехословацкого правительства немедленно отдать Судеты Германии, и его никто не выгонял из кабинета. А Москве стало накапливаться раздражение против чехов из-за их пассивной позиции, и это раздражение постепенно начали разделять и французы.
С 1935 года СССР пытался сколотить в Восточной Европе и на Балканах какой-нибудь оборонительный союз, но все эти конфигурации наталкивались на неразрешимые противоречия между самими восточно-европейскими странами. Особый интерес представляет в этом контексте телеграмма советского посланника в Берлине Астахова 17 мая 1938 года.
По поводу позиции Польши Астахов приводит следующую очень показательную информацию: «Кроме того, у французов есть сведения из Варшавы о переброске к польско-германской границе значительного количества войск под предлогом волнений в Галиции (движение украинцев). Французы подозревают (и, вероятно, не без основания), что истинной причиной этих перебросок является намерение поляков не пропустить свою долю в случае нападения Гитлера на Чехословакию».
Но уже 25 мая тот же Астахов пишет в Москву: «Вечерние газеты вышли с большими крикливыми подзаголовками, возвещая убийство чешскими солдатами в Егере двух немцев. Заголовки таковы: „кровавые деяния чешских солдат, первые кровавые улики, чешская военщина против судетских немцев“ и т.п. Ряд телеграмм из Праги составлены в подчеркнуто алармистских тонах. Чешский военный атташе сообщил Герасимову (Антон Владимирович Герасимов, помощник советского военного атташе в Берлине, в 1950-х годах — генерал-полковник артиллерии, заместитель командующего войсками ПВО ВС СССР — ВЗГЛЯД), что он официально запросил немцев о причинах происходящих перебросок войск к чешской границе. Представитель военного министерства объяснил переброску как меру внутренне-организационного порядка, не отрицая, однако, самого факта».
Венгерский город Эгер, знаменитый своей героической обороной против турок в XVI веке («Звезды Эгера»), как и весь Эгерланд, по Версальскому миру был присоединен к Чехословакии. В Эгере жили в основном венгры, а вокруг него было несколько крупных населенных пунктов с преимущественно немецким населением (саксонцами). Весной 1938 местный фрайкор (корпус добровольцев судетских немцев, контролируемый организацией Генляйна) и местные активисты СА и СС фактически захватили эти населенные пункты, выгнали оттуда небольшое чешское население, повесили флаги со свастикой и портреты Гитлера.
Терпение Праги лопнуло к маю, и в Эгерланд были введены войска и полицейские части. При наведении порядка чехи вели себя не всегда адекватно, в Саксонию потянулись беженцы, а в ряде случаев случались локальные перестрелки. Так, 24 мая чешские солдаты на контрольно-пропускном пункте у Эгера застрелили двух оказавших сопротивление фрайкоровцев. Их похороны в Саксонии проходили при большом стечении народа и активно использовались гитлеровской пропагандой для создания образа «кровавых чехов». В Праге только больше пугались, видя, как в Германии нагнетается античешская истерия. Но ситуация была сложной. Выше мы приводили слова посла Александровского о том, что «провоцировать Генляйна не нужно».
Причем тут Кеннеди
Примерно в это же время на европейской арене начинает проявлять себя новый игрок — США. В Лондон пребывает новый американский посол — Джозеф Патрик Кеннеди-старший, отец будущего президента и основатель политического клана Кеннеди.
Кеннеди-старший очень хотел стать президентом США. Мешали ему ирландское происхождение, искренний католицизм, отсутствие образования, длинный язык, вера в американский изоляционизм и антисемитизм в одном флаконе. То есть, это был неординарный и незаурядный человек.
И телеграмма советского полпреда в Лондоне Ивана Майского о его встрече с новым американским послом от 22 марта 1938 года — также документ примечательный. В первую очередь он отлично характеризует самого Кеннеди, как человека в дипломатии несведущего и легко переносящего в эту сферу свою привычную манеру поведения и речи. Майский обильно цитирует прямую речь Кеннеди, что демонстрирует колорит этой беседы. Майский пишет:
«Политика Чемберлена, по словам Кеннеди, это политика сделки с Германией и Италией за счет уступок Англии и от нее он (Чемберлен — ВЗГЛЯД) не собирается отступать. Пожимая плечами, Кеннеди воскликнул: «я не знаю, есть ли свете что-нибудь такое, за что премьер готов был бы драться».
При этом Кеннеди фактически подтвердил Майскому, что германская пропаганда успешно представляла Советский Союз и Красную армию ни на что не способными не только в глазах боязливых чехов, но и в Лондоне. «Англпра, по словам Кеннеди, сейчас прилагает все усилия к тому, чтобы удержать Францию от каких-либо действий, которые могли бы помешать Чемберлену проводить его политику (соглашательства с Германией — ВЗГЛЯД) — не только по испанскому вопросу, но и в отношении Чехословакии. В частности, чтобы удержать французов от выполнения ими своих обязательств по франко-чешскому договору, английские правительственные круги (»все они в один голос говорят», как выразился Кеннеди) усиленно втолковывают французам, что СССР не выполнит своих обязательств по чехо-советскому пакту, т.к. де («по самым достоверным английским сведениям») в СССР сейчас господствует полное внутреннее разложение — недаром в последнее время так затруднительны поездки путешественников и туристов в Советский Союз. Красная Армия находится в состоянии брожения и не годится для серьезных военных операций. Поэтому, заключают англичане — если бы совпра (советское правительство — ВЗГЛЯД) даже захотело, оно не смогло бы выполнить своих обязательств по пакту. Стоит ли в таких условиях Франции рисковать? Я высмеял английскую инсинуацию и дал Кеннеди необходимые разъяснения, за которые он меня очень благодарил, ибо как сам мне признался, об СССР он имеет лишь весьма смутное представление. Не думаете ли Вы, однако, что следовало бы принять какие-то меры против британской пропаганды в Париже?».
В целом же Кеннеди в дальнейшем поддерживал политику соглашательства с Гитлером, а некоторых случаях вел себя откровенно пронацистски. В частности, именно посол Кеннеди распорядился не выдавать американские визы бежавшим в Великобританию германским евреям. Но в 1938 году ни у президента Рузвельта, ни у близкого к нему лично посла Кеннеди никакой ясной позиции по событиям в центре Европы просто не было.
Даже Франция не верила полякам
В самом же Париже в этот период новый премьер-министр Франции Даладье собирался в Москву. Советский полпред Яков Суриц сообщает в телеграмме от 25 мая 1938 года:
«Отмечая заметное улучшение (ситуации вокруг Чехословакии — ВЗГЛЯД) («первая фаза выиграна»), Даладье однако далеко не спокоен. По его сведениям на Гитлера нажимают экстремистские элементы. Многое будет зависеть от маневренной ловкости Праги, до сих пор очень чутко реагирующей на советы Лондона и Парижа об осторожности и благоразумии. Французское правительство не собирается, однако, навязывать Праге политическое самоубийство и считается поэтому и с возможностью военного конфликта. В этой связи он все последние дни посвятил выяснению позиции Польши и Румынии. Зондаж в Польше дал самый отрицательный результат. Не только не приходится рассчитывать на польскую поддержку, но нет уверенности в том, что Польша не ударит с тыла. Вопреки польским заявлениям Даладье не верит в лояльность поляков даже при прямом нападении Германии на Францию, но не это его сейчас заботит и интересует. Он потребовал от поляков ясного и недвусмысленного ответа «с кем она в мирное и военное время». В этом плане он поставил вчера ряд прямых вопросов Лукасевичу (Юлиуш Лукасевич, в 1938 году посол Польши в Париже, до этого посол в Москве, затем сотрудничал с правительством Польши в изгнании, но из-за конфликта с Сикорским покинул его. После 1945 года остался на Западе, в 1951 году в США покончил жизнь самоубийством — ВЗГЛЯД). Он спросил его пропустят ли поляки советские войска. Лукасевич ответил отрицательно. Он спросил тогда пропустят ли они советские аэропланы. Лукасевич сказал, что поляки откроют по ним огонь. Когда Лукасевич ответил отрицательно и на вопрос придет ли Польша на помощь если Франция после германского нападения на Чехословакию объявит Германии войну, то Даладье сказал, что не видит тогда смысла в франко-польском союзе и в жертвах, которые во имя его приносятся Францией. По секрету Даладье мне сказал, что после этого разговора распорядился приостановить все поставки и другие обязательства по договору с Рыдз-Смиглый».
Примечательно, что именно польский посол Юлиуш Лукасевич, однозначно отказывавший французскому премьеру в помощи в случае германской агрессии против Парижа, после 1 сентября 1939 года яростно требовал от французов тут же начать выполнять положения франко-польского договора о взаимопомощи.
Сам по себе Лукасевич был человеком по-своему искренним, но именно так «пилсудские» (а Лукасевич был активистом из окружения маршала) понимали польский патриотизм. Варшава просто использовала кризисные моменты в Европе, чтобы расширить свою территорию. При этом она торпедировала все попытки Советского Союза и частично Франции создать блок для отражения гитлеровской агрессии, которая все более направлялась на восток и юго-восток.
Документы советской дипломатии однозначно свидетельствуют, что договориться с поляками было невозможно, а с нагнетанием кризиса вокруг Чехословакии поведение Варшавы становилось все более агрессивным. При этом стоило наркому Литвинов проявить силу хотя бы на словах, как целая страна — Литва была спасена от поглощения Польшей. И, кстати, литовцам стоило бы это помнить, поскольку польская оккупация была бы для них куда более неприятным исходом, чем «советизация» 1940 года.
В чехословацком же вопросе позиция Польши изначально носила агрессивный и дестабилизирующий характер. Чехословакам приходилось опасаться агрессии не только со стороны Германии, но и со стороны Варшавы и удерживать на своей очень протяженной северной границы значительные силы, что только добавляло паники в Праге.
14 июля 1938 года посол Александровский сообщает в Москву о своем очередном разговоре с министром Крофтой: «Я рассказал Крофте уже в совершенно положительной форме о том, что мы ставили перед Парижем вопрос приблизительно следующего содержания: Польша почти совершенно не скрывает того, что может принять участие в таком нападении на Чехословакию, целью которого было бы отторжение части чехословацкой территории в пользу Польши. Польша может принять участие в прямом нападении Германии на Чехословакию. Мы спрашивали, будет ли Франция считать Польшу своей союзницей, в смысле франко-польского союзного договора, если СССР предпримет шаги, чтобы удержать Польшу от такого нападения на Чехословакию. На этот вопрос мы получили ответ, что Польша завила Франции, что будет соблюдать нейтралитет. Если же, несмотря на это заявление, Польша все-таки произвела бы нападение на Чехословакию, то Франция считала бы франко-польский союзный договор прекратившим свое действие».
* * *
Так оно, кстати говоря, и случилось. Польша откусывает от Чехословакии Тешинскую землю, франко-польский договор утрачивает силу, и не надо было после 1 сентября 1939 года так удивляться, что на помощь Польше никто не пришел.
Совет молодых дипломатов МИД России в рамках проекта «Дипломатия Победы» и подготовки Форума молодых дипломатов «Дипломатия Победы», инициированных по случаю 75-летия Победы в Великой Отечественной войне, предлагает вниманию читателей газеты ВЗГЛЯД уникальные документы Архива внешней политики (АВП) Российской Федерации, посвященные активной деятельности советской дипломатии в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны. Убеждены, что обращение к первоисточникам, подлинным свидетельствам той эпохи нивелирует попытки фальсификаций и манипуляций историческими фактами, внесет вклад в утверждение исторической правды, поможет воссоздать объективную картину прошлого.
Архив внешней политики РФ является структурным подразделением Историко-документального департамента (ИДД) МИД России. Огромный массив документов (более одного миллиона единиц хранения) охватывает период с 1917 года и продолжает пополняться материалами, отражающими эволюцию отечественной внешней политики с 1991 года. Архив выполняет функцию официального хранилища многосторонних и двусторонних договорно-правовых актов, заключенных от имени Советского Союза и Российской Федерации.
Источник: rambler.ru
